Наталья Галкина. Ночные любимцы. — СПб.: Журнал “Нева”, 2002.
Тем, кто еще не слышал этого имени, поясню сразу: Наталья Галкина — один из самых интересных прозаиков современного Петербурга.
Именно о нем, о Городе, пишет она свои романы, повести, рассказы, эссе, а также короткие заметки под названием “клипы”. О чем бы ни рассказывала она, к какой бы теме ни обращалась в своей книге, главным героем ее произведений всегда остается изменчивый, многоликий и загадочный Город.
Он чрезвычайно густо заселен — от подвалов до самых крыш. При этом его обитатели не всегда живые люди. Помимо этих живых здесь в огромном количестве водится разнообразная нежить: инкубулы, инопланетяне, ведьмы, домовые (организующие конференцию на тему “Есть ли у домовых свобода воли”), бабы-яги, открывающие в городе бордель, михрютки с анчутками, оживающие кариатиды и атланты, роботообразные персонажи из “светлого будущего” и жутковатые люди-тени из прошлого.
В романе о студентах всем известного училища имени Мухиной (“Сказки для сумасшедших”) пара студентов обнаруживает в подвале здания спящую в гробу неведомую красавицу из неизвестной эпохи. При этом красавицу навещают не только студенты, но еще в мухинское подземелье проникают птицы-фениксы, своры псов и сплетающиеся в клубок змеи.
Действие другой повести Галкиной — “Пенаты” — происходит на застроенном дачами берегу Финского залива, где обитают на первый взгляд ничем не примечательные суетливые и болтливые дачники. Однако очень скоро выяснится, что на досуге они занимаются не чем иным, как оживлением покойников, создают их живые подобия (иногда, впрочем, не очень точные). Возрожденные к жизни ведут себя вполне непосредственно: купаются в мелком заливе, загорают, ставят самовары, принимая гостей, крутят романы...
Еще в одной повести писательницы прекрасная на вид девица, облаченная в вызывающе алое пальто и обладающая вполне современным стервозным характером, оказывается в результате всего лишь инкубулой, внешний облик которой составлен по отпечаткам на старинной мебели из коллекции чокнутых братцев-антикваров (“Алое пальто”).
Но откуда же берет автор своих странных персонажей? Откуда извлекает их одного за другим? Да все оттуда же — с улиц, площадей, набережных, пригородов и окрестностей Города, что стоит на большой реке и на мелких болотах, скрытых (временно?) под фасадами дворцов и жилых домов. Прикрытого сверху то туманами, то метелями, а то — бледной, таинственно мерцающей попонкой белых ночей. И в самом деле фантастический или, как называет его автор книги, “фантасмогарический” город. Помимо “всего прочего”, в снах своих жителей он способен порождать удивительные видения:
“У Города, кроме всего прочего, было одно феноменальное свойство: он снился время от времени всем жителям, меняя обличье: то представлял на обозрение спящих какие-то недостроенные памятники, соборы, ступени к дворцам, то известные улицы и здания выказывал в видоизмененном состоянии, играя цветом их и формою, то дразнил несуществующими кладами, то подсовывал потайные квартиры, где их и быть-то не могло (например, в стене подворотни) и прочее...”
И только здесь, на улицах именно такого города, можно метельным вечером наткнуться на самый заурядный цветочный магазин, в пустой витрине которого ярко горит свеча (“Свеча”).
Молодой человек, случайный прохожий, заинтригованный видом горящей в пустом помещении свечи, шагнет за порог магазина и окажется в таинственных коридорах, открывающих путь в “царство мертвых”. А точнее — в незабываемые тридцатые—сороковые со всем их незамысловатым антуражем: разнокалиберной мебелью коммуналок, запашком керосина, вышитыми салфеточками и окнами, перечеркнутыми бумажным крестом. Но тут же, рядом, имеются и другие приметы того страшноватого времени. В одной из комнат, куда заглядывает наш герой, обнаруживаются следы недавнего обыска: пол, устланный письмами и бумагами, выброшенными из ящиков стола, разбитые стекла фотографий на стенах, летающий по комнате пух вспоротых подушек. А еще через минуту молодому человеку здесь встретится некто, явно подвергающийся преследованию. Вскоре он увидит и преследователей: накачанных молодцов под предводительством человека с “оловянными” глазами.
Жоголев — как представился тот, кого они ищут, — спасает людей из мира “живых”, случайно забредших в эти страшные анфилады и коридоры. И тем самым нарушает здешние законы, за что и подлежит уничтожению, аннигиляции. Это не мешает ему указать путь к спасению и нашему герою, за что Жоголев, он же Фрага, расплачивается собственной гибелью.
Персонаж из “царства мертвых” оказывается куда благороднее и отважнее многих и многих людей, пребывающих до поры до времени в нашем “царстве живых”. Такое сопоставление и такие выводы можно считать одной из главных тем книги Натальи Галкиной. Поэтому с полным основанием в предисловии к “Ночным любимцам” Борис Стругацкий напишет: “Фантазия автора не искажает реального мира — она (каким-то волшебным образом) делает его еще более реальным”.
Именно реалии удивительного города, в котором живет автор, и подсказали ей, вылепили причудливые образы ее героев. Ибо при всей своей причудливости и сказочности они все — отражение нашей сегодняшней не очень-то яркой и благополучной действительности.
“...в наших местах, полных тумана, снега, слякоти, морока и мороки, где народ норовит одеться в серое, защитное, слиться с затреханными фасадами и бесцветной жизнью, подобных людей должно быть большинство, потому как дожились мы до такой точки, что любая нежить нас поживее...”
Там, где люди дожились до того, что превратились в серые безгласные тени, не способные ни на настоящий поступок, ни на живое чувство, их место занимает нежить, отвоевывающая в этом мире все большее и большее пространство. Порожденная слякотью, туманами, постоянно сочащейся сыростью, а еще — равнодушием и безволием людей, она беззастенчиво расползается по Городу, создатель которого тщился сделать его “окном в Европу”.
Именно по этому поводу автор книги “Ночные любимцы” не без волнения взывает к нам: “Вы представьте, каково в окне-то сидеть...”.
Мы прочли книгу и представили.
Галина Корнилова
НАЗАД
